На злобу дня

[perlovka_blog]

Большой кусок, но не могу удержаться.

"На следующее утро Спиро повез маму, Марго и меня в город за мебелью. Мы
сразу заметили, что на улицах было больше народу и больше шуму, чем обычно,
но как-то не придали этому значения. Когда же мы закончили свои дела в
магазине и стали пробираться по кривым улочкам к тому месту, где оставался
наш автомобиль, толпа затолкала и завертела нас в разные стороны. Люди все
прибывали, толпа становилась гуще и гуще и уже несла нас против нашей воли.
-- Наверно, тут что-нибудь происходит,-- сообразила Марго.--
Какой-нибудь праздник или какое-то важное событие.
-- Это все равно,-- сказала мама.-- Только бы нам добраться до
автомобиля.
Но толпа уносила нас совсем в другую сторону и наконец вытолкнула на
главную площадь города, где народу скопилось видимо-невидимо. Я спросил
пожилую крестьянку, стоявшую рядом со мной, что тут происходит. Она
повернула ко мне освещенное гордой улыбкой лицо и объяснила:
-- Это святой Спиридион, кириа. Сегодня можно пойти в церковь и
поцеловать ему ноги.
Святой Спиридион был покровителем острова. Мощи его в серебряном гробу,
помещенном в раке, хранились в церкви, и раз в год процессия с мощами ходила
по городу. Это был очень могущественный святой, он мог исполнять желания,
исцелять от болезней и делать множество других чудесных вещей -- если
попросить его в подходящий момент, когда он бывал в хорошем настроении.
Жители острова верят в него и каждому второму младенцу мужского пола дают в
его честь имя Спиро. Вот это и был как раз тот день, когда открывали гроб и
позволяли верующим поцеловать обутые в тапочки ноги святого и обратиться к
нему с просьбой. Состав толпы показывал, как чтили святого повсюду на Корфу.
Там были пожилые крестьянки в праздничных черных платьях и их согбенные, как
оливы, мужья с большими белыми усами; сильные, загорелые рыбаки в рубашках
со следами чернильных пятен от темной жидкости спрутов; были там больные,
слабоумные, чахоточные, калеки, немощные старики и завернутые в пеленки
младенцы с бледными восковыми личиками, сморщенными от беспрерывного кашля.
Мы заметили даже нескольких высоких, диковатых с виду албанских пастухов,
усатых и бритоголовых, в огромных плащах из овчины. Разноцветный поток людей
медленно вливался в двери церкви. Нас будто камешки втянуло в этот поток.
Марго оказалась намного впереди меня, тогда как мама осталась где-то позади.
Я был затиснут между несколькими толстыми крестьянками, которые напирали на
меня, как подушки, обдавая запахом чеснока и пота, а мама безнадежно
затерялась между двумя здоровенными пастухами-албанцами. Толпа решительно
внесла нас по ступеням лестницы и направила к дверям. Внутри церкви было
темно, как в колодце, только у одной стены желтыми крокусами колыхались
огоньки свечей.
Бородатый священник в черном облачении и высоком головном уборе точно
птица метался в полутьме, направляя людей, растянувшихся теперь цепочкой, к
большому серебряному гробу и дальше, через другой выход, на улицу. Гроб,
похожий на серебряную куколку, стоял вертикально, в нижней его части покров
был отодвинут, и из-под него выглядывали ноги святого в красивых вышитых
тапочках.
Каждый, подходя к гробу, наклонялся, целовал ноги, шептал молитвы, а
сверху сквозь стекло саркофага с выражением сильного отвращения на толпу
глядело черное, высохшее лицо святого. Было совершенно ясно, что, хотим мы
этого или нет, нам тоже придется целовать ноги святого Спиридиона. Я
оглянулся и увидел, что мама делает отчаянные попытки пробиться ко мне, но
ее албанцы-телохранители не сдвинулись ни на дюйм, и все ее усилия были
бесплодны. Когда ей удалось перехватить мой взгляд, она повела глазами на
гроб и энергично затрясла головой. Я был в сильном замешательстве, так же
как и оба албанца, наблюдавшие за мамой с явным подозрением. Им, верно,
казалось, что она вот-вот упадет в обморок, и не без основания,-- лицо у
мамы было красное, а мимика становилась все выразительней. Наконец,
доведенная до отчаяния, мама отбросила всякую осторожность и громко
зашептала мне через головы людей:
-- Скажи Марго... не надо целовать... целуйте воздух... целуйте воздух.
Я повернулся, чтобы передать Марго мамин наказ, но было уже поздно.
Марго стояла у гроба и, склонившись к ногам святого, пылко целовала их, к
восторгу и удивлению толпы. Когда очередь дошла до меня, я, следуя
наставлениям мамы, громко и почтительно поцеловал воздух, дюймов на шесть
повыше левой ноги мумии. Потом меня понесли дальше и вытолкнули через дверь
на улицу, где, собравшись кучками, шумели и смеялись люди. Марго с очень
довольным видом ждала нас на ступеньках лестницы. Через минуту показалась
мама, пролетая сквозь двери под натиском могучих плеч пастухов. Она стрелой
пронеслась по ступеням и остановилась около нас.
-- Эти пастухи,-- воскликнула она слабеющим голосом,-- такие грубые...
и потом я чуть не умерла от запаха... смесь чеснока и ладана. Откуда только
берется этот запах?
-- Ну ничего,-- весело сказала Марго.-- Все это можно вынести, только б
вот святой Спиридион выполнил мою просьбу.
-- Очень негигиеничное мероприятие,-- сказала мама.-- Гораздо больше
способствует распространению болезней, чем исцелению от них. Страшно
подумать, что только мы могли бы подцепить, если б и впрямь целовали эти
ноги. -- Но ведь я поцеловала ноги,-- сказала удивленная Марго. -- Марго!
Как ты могла?! -- Все же так делали.
-- Подумать только! Я же специально предупредила... -- Не знаю, ты мне
ничего не говорила... Тогда я объяснил, что не успел передать мамино
предупреждение.
-- Столько людей слюнявили эти тапки, и ты все-таки пошла их целовать!
-- Я делала только то, что делают другие. -- Просто не представляю, с
какой стати ты это делала. -- Я думала, он поможет мне избавиться от прыщей.
-- Прыщей! -- передразнила мама.-- Смотри, как бы заодно с прыщами не
подхватить еще чего-нибудь."

                                                                                Дж. Даррелл. "Моя семья и звери"